— Согласна, — твердо заявила Вика, — какой смысл спорить. У нас нет выбора. Мы добрались до Западной Сибири не для того, чтобы прятаться по подвалам. Инициатива должна оставаться в наших руках. Выезжаем сегодня же. В пять вечера будем на конечной станции. Я верю в удачу, особенно тогда, когда чувствую рядом крепкое плечо настоящего мужчины.
Григорий тут же начал качать свои права, требовать объяснений, бить себя в грудь и петушиться. На его выпады никто не обращал внимания. Вика ушла в кухню готовить еду. Пустые щи — не стерляжья уха, а картошка с селедкой — не бифштекс с кровью, но теперь путешественники еде не придавали большого значения.
Внешне старик очень походил на Савельича. Правда, он не носил бороды, а лицо его было более смуглым и морщинистым. Трудно поверить, что перед Рудиком и Ольгой стоял младший брат сторожа из Сосенок.
Он дважды прочитал письмо, переданное ему лично в руки, как и просил Савельич, потом сел на скамью, долго о чем-то думал и, наконец, осмотрел своих гостей.
Это был взгляд человека мудрого, опытного. Таким людям не нужно ничего объяснять и долго растолковывать, они сами все видят.
— Ну вот что, хлопцы. Вижу, письма вы этого не читали. А в нем речь идет о вас. Если Никита пишет о вас хорошие слова, стало быть, и люди вы хорошие. Не очень вам повезло на сей бренной земле. Не суть важно. Глядя вперед, не оглядывайтесь назад. Прошлое — как гриб, все равно в душе прорастет, но вынашивать его в себе не треба. Есть такая мыслишка у моего братана, что вам жизнь новую пора начать. Душа ваша не запачкана, а значит, злобы на белый свет не держите. Хозяйство у меня большое. Вся тайга. Работы невпроворот. На любой вкус найдется. Пора вам к берегу прибиваться.
Через годок терем вам выстроим на зависть столичным богатеям. И заживете как люди. Ну, бумажки с печатями у нас не в почете, и в этом проблем не будет. Окрестим вас, как захотите. Не в именах дело, а в деяниях. Ну да ладно. Я не дьяк, не учитель, своя голова есть на плечах.
Старик достал ключ из кармана и положил на стол.
— Спрашивать ответа не стану. Подумайте и скажите. А сейчас езжайте в город. Мой «уазик» вас отвезет. Есть у меня там квартирка. Не помню, когда и был там в последний раз. Харчей у дома купите. Магазин там же. Отдохнете пару дней, а потом милости просим. Коли согласны, решайте сами, кем быть хотите. Девчушку в медички определить можем. У нас этому ремеслу быстро учатся, ну а для мужика выбор огромный.
— Спасибо за ласку, Василий Савельич, — сказала Ольга. — Такого приема мы и не ждали. Я со всем согласна, что вы сказали, а Рудик пусть думает. Как решит, так и будет.
Ошарашенный Рудольф ничего решить не мог. Он еще не успел переварить услышанное. Оля вывела его из избы, где висела табличка «Управление охотхозяйства Красноярского края», и подвела к машине.
Молодой паренек в ватнике улыбался.
— Вижу, Савельич вас завербовал. И правильно. Лучше, чем у нас, нигде местов не найдете. Мы тут хозяева земли русской.
— Савельич нам ключ от своей квартиры дал, — начала мяться Ольга. — Нам в город…
— Какие проблемы! Всего-то пятьдесят верст. Сидайте в железного коня. С ветерком доскачем.
Старик наблюдал в окошко, как хрупкая девчушка и сутуловатый, крепкий мужичок садятся в машину. Он улыбался. Приятно, когда человеку добро можно сделать.
Это очень непросто — водить карандашом по бумаге, держа руку в кармане. Одно утешало: Умар рисовал цифры, а не писал стихи. Шестизначный номер трамвая был зафиксирован на клочке бумаги и выронен из кармана под столбом, где висела табличка с номерами маршрутов.
Вика дернула Умара за рукав.
— Почему мы на него не сели?
— Подождем следующего трамвая. Нам торопиться некуда. Ты видела физиономию водителя? Слишком молод и глазаст.
— Но дальше идет «двадцать третий».
— Будет и «девятый». Не нервничай. Ты слишком волнуешься.
— Мы все скоро превратимся в психов. В бомжей мы уже превратились. Ходим, как бродяги. Меня в таком виде родная мать не узнала бы.
— Временные трудности.
— А если он меня не узнает?
— Главное, чтобы тебя не узнали сыскари.
Минут через десять подошел следующий трамвай. Народ хлынул к дверям. Умар пропихнул свою спутницу вперед, и ей удалось сесть на заднее сиденье, кавалер встал рядом, стараясь загородить ее от зеркал вагоновожатого. Набившись битком, трамвай тронулся.
К столбу подошел молодой человек лет двадцати пяти, нагнулся и поднял скомканный листок голубого цвета. Он сунул его в карман, не разглядывая, и вскочил на подножку следующего трамвая. Через две остановки он спрыгнул и, пройдя назад пару десятков метров, сел в поджидавшую его машину.
— Ну что, агент, справился? — спросил Сироткин, включая двигатель.
— За пятьдесят долларов я на дом взберусь по голым стенам.
— Читай.
Машина тронулась и поехала вдоль трамвайной линии.
Парень достал записку и разгладил ее на коленях.
— 341 526.
— Отлично. Его пропустишь и сядешь на следующую «девятку».
— Это я уже понял. Женщина так укуталась в платок, что лица ее я не разглядел. А мужика запомнил хорошо. Его по росту можно определить, если он стоять будет.
— Не беспокойся, он тебе подыграет. Отдашь журнал за несколько секунд до остановки и тут же выскочишь.
— Я помню.
Машина обошла несколько трамваев и остановилась на одной из остановок.
— Вперед, малыш.
Молодой человек вышел и смешался с толпой, ожидавшей транспорт.
Трамвай шел медленно. Люди задыхались от давки. Вика с опаской поглядывала по сторонам. Умар смотрел на нее с некоторой жалостью. Илья добился своего. Из самоуверенных, гордых, самодовольных и богатых он превратил их в жалких, испуганных зверьков, загнанных в клетку. Что может сделать с людьми страх!