У Ершова оставался час до прибытия самолета, но ни одного определенного решения, кроме путаницы в голове и скользких, невразумительных инструкций из Москвы.
Это, пожалуй, была самая глупая и беспомощная ситуация из тех, в которую он попадал за четверть века службы в органах безопасности. Он не знал истинных целей террористов и не понимал, что задумало его высокое начальство. Выступая в роли посредника-болвана, он осознавал только одно: во всей этой заварухе он оставался шестеркой, которая при любом исходе станет козлом отпущения.
— Слушаю вас, Махмуд.
— Как обстоят наши дела, полковник?
— Ваши условия выполнены. Деньги отправлены в Нальчик и Ставрополь. Аэропорты готовы к приему самолета и его дозаправке. Коридор вам предоставлен. Штурман может получить координаты. Наше требование остается прежним: вы должны высадить заложников на территории России.
— Не требование, а просьба, полковник. Мы ее выполним. Лишнее стадо баранов нам не нужно. Нам хватит экипажа и самолета. Если вы будете джентльменами, полковник, то и мы пойдем вам навстречу. В противном случае вы только все испортите, но результатов не добьетесь. Я надеюсь, вы трезвомыслящий человек, полковник, и у вас уже было достаточно времени, чтобы убедиться в том, что имеете дело не с психами, а с серьезной организацией.
— Судя по сводкам из Питера, можно догадаться, что самолет вы брали не наскоком. Работаете грамотно. Никто не принижает ваших достоинств, и банальных действий против вас предприниматься не будет.
— Я рад, полковник, что не ошибся в вас. Как только мы войдем в зону захвата радаров ростовского аэропорта, я свяжусь с вами. Конец связи. Сейчас у каждого из нас найдутся свои дела.
В кабину пилота вошла стюардесса с подносом, на котором стояли графин и две рюмки.
— А теперь, Борис Евгеньевич, я предлагаю вам и вашему штурману выпить по рюмочке коньяка. Это расслабит ваши мышцы.
Командир с нескрываемой ненавистью взглянул на налетчика.
— Что вы задумали? Я за штурвалом.
— Это приказ. Шутки кончились. Вспомните о своих детях, командир.
В голосе парня звучала неподдельная угроза. Туманов обмяк. Он не держал ситуации под контролем, и его сопротивление ничего не значило. И тот и другой выпили предложенный им коньяк и через несколько минут уснули. Их перетащили в служебный туалет и сковали наручниками. На место пилота сел один из автоматчиков, стоявший в дверях, его напарник занял место штурмана и достал свои карты.
— Ну, Сережа, что скажешь? Поди уж и не мечтал вновь сесть за штурвал? — улыбаясь, спросил Гриша.
— В роли террориста я тоже себя не представлял.
— Ну это же не роль, Сергей Петрович. Так, массовка, задний план.
— Однако в титры попал и получу на полную катушку.
— Ну ты не ребенок, знал, на что идешь. Давайте работать, господа. Спектакль закончен, пора приступать к делу. Определите наше местонахождение и сконструируйте план действий по минутам.
— Над Ростовом мы будет через десять минут. В зону приема радаров Минвод попадем через двадцать пять минут, — доложил хриплым голосом штурман.
Этот человек походил на робота. Выражение лица его не менялось с момента появления в кабине пилота. Движения выглядели угловатыми, глаза пустыми, и говорил он отрывисто, как будто телеграфировал, а не общался. Человек в футляре. Григорий называл его Леней. Что касается Сергея, который занял кресло командира, то тот выглядел года на три постарше и вел себя импульсивно. Вряд ли он чего-то боялся, скорее, сожалел, но, как человек дисциплинированный и привыкший отвечать за собственные поступки, назад не пятился и доводил начатое до конца.
Штурман сверил свои карты с приборами. Новый командир перешел на ручное управление.
— Над ущельем Старых Ведьм мы будем через сорок минут, — доложил штурман.
— Начнем снижение до четырех тысяч метров, — продолжал пилот. — Над ущельем снизим скорость до пятисот и пойдем на посадку. Над точкой «А» наша высота составит тысячу метров, а скорость четыреста. Тут промахнуться будет невозможно. Он отчетливо увидит нас с земли и даст нам сигнал. Погода стоит прекрасная, как по заказу.
— На каком расстоянии возможна посадка от точки «А»? — спросил Григорий.
— Ущелье пойдет на расширение через три минуты лета, там все проблемы отпадут. Если все пройдет гладко, то приземлимся в сорока-пятидесяти километрах от точки «А». Может, чуть дальше. Высота ущелья — две тысячи над уровнем моря. Снега за зиму набралось слишком много. Шасси выпускать нельзя. Будем садиться на брюхо без тормозов, а значит, нам нужна полоса не менее шести километров. В ущелье есть такой участок. Сорок семь километров от точки «А».
— Отлично, мужики. Только не раскисайте. Все пройдет по плану, как надо. После того как я уйду в хвост, будем держать связь по рации.
Григорий вынул из кармана трубку с антенной и передал ее штурману.
— Ну а с полковником продолжайте гнуть нашу линию. Пусть готовит полосу Ставрополя. Не надо давать им возможности для раздумий и анализов. Будем кидать их из стороны в сторону, как при хорошем шторме.
В это время пассажиры мест 16-А, 16-Б и 16-В оживленно что-то обсуждали.
Мужчина лет пятидесяти, очевидно, когда-то имевший огненно-рыжие волосы, а теперь покрывшиеся на две трети сединой, с милой улыбкой и умными, немного усталыми глазами, рассказывал что-то очень интересное. Попутчики его внимательно слушали: пожилая женщина с болезненным лицом и приятный мужчина лет сорока, с ямочками на щеках.
— Да, — протянула пожилая дама, — интересная история. А вот мой сын Олежек везет меня на курорт в Ессентуки. Какие уж тут курорты могут быть! Слишком я слаба и стара для таких поездок. Сердце может не выдержать перегрузок. Нет, он все же настоял. Я-то последний раз на отдых выезжала лет тридцать назад. А теперь только на дачу. И зачем Господь придумал старость?